Семья
- Первая жена (1953—1964) — Валентина Григорьевна Голяк (1923—2013), врач, выпускница Алма-Атинского медицинского института (1951).
- Дочь — Елена Рубинштейн (род. 1955). Её муж — Майкл (Михаил Георгиевич) Рубинштейн, учёный в области физической химии полимеров, профессор Университета Дьюка и Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл.
- Внук — Грегори Рубинштейн, химик в Принстонском университете (англ. Gregory Jacob Rubinstein, Ph.D.).
- Внучка — Натали Гровер (Рубинштейн), врач, ассистент профессора Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл.
- Дочь — Елена Рубинштейн (род. 1955). Её муж — Майкл (Михаил Георгиевич) Рубинштейн, учёный в области физической химии полимеров, профессор Университета Дьюка и Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл.
- Вторая жена (с 1965 года) — Любовь Семёновна Верная (в первом браке Хазина, во втором Мандель; 1933—2014), филолог, до 1965 года — заведующая отделом массовой работы Молдавской республиканской библиотеки имени Н. К. Крупской в Кишинёве; в США преподавала русский язык в Гарвардском университете, первым браком была замужем за писателем М. Г. Хазиным.
- Троюродный брат — доктор химических наук, профессор Евгений Давыдович Яхнин (род. 1923), физикохимик, литератор. Мужем троюродной сестры, доцента кафедры металловедения Московского института химического машиностроения Веры Давидовны Яхниной (1911—?), был заслуженный лётчик-испытатель СССР, Герой Советского Союза Н. С. Рыбко.
«Возвращайся, Эмка!»
Тот вечер вел Бенедикт Сарнов. Тогда уже писатели разделились на лагеря, и трудно представить другого человека, который в то время мог одновременно дружить с Бенедиктом Сарновым и Владимиром Солоухиным. А Коржавин дружил. Кажется, на втором вечере ему прислали записку с вопросом, как он может дружить с «великорусским шовинистом» Солоухиным. Вы знаете, ответил Наум Моисеевич, я сам в какой-то степени великорусский шовинист, а после смеха и аплодисментов рассказал уже серьезно, что, когда в 1947 году его арестовывали в общежитии Литинститута, все соседи по комнате просто попрощались, а Солоухин подошел, обнял, поцеловал и сказал: «Возвращайся, Эмка!» Такое, сказал Коржавин, не забывается.
Надеюсь, что и из этих моих отрывочных воспоминаний понятно, каким независимым, внутренне свободным человеком был Наум Коржавин.
Через 17 лет, в 2006 году, мне посчастливилось лично пообщаться с Наумом Моисеевичем, сделать с ним интервью для «Нескучного сада».
Бывает, что в человеке лет 60-70 с большой вероятностью можно предугадать долгожителя. Например, 1 мая этого года исполнилось 90 лет кинорежиссеру Виталию Мельникову. Я брал интервью у Виталия Вячеславовича в 2007 году. Он, тогда 79-летний, был бодр, энергичен, полон творческих планов. Можно было предположить, что этот человек доживет до 90-летнего юбилея. В Науме Коржавине предугадать долгожителя было невозможно. И в 63 года (именно столько ему было в начале 1989-го) он выглядел стариком: обрюзгший, почти слепой. Это не делало его менее обаятельным, не мешало с интересом слушать его, но вряд ли кто-то тогда мог предположить, что он доживет до 92 лет.
Из других публикаций я знал, что он давно уже не «беспартийный» верующий, а православный, поэтому начал разговор с того, что напомнил ему о первом его приезде и о том, что он тогда назвал себя беспартийным верующим. Пересказывать интервью не буду – оно есть в интернете. Напомню только историю про псевдоним. Многим она известна, так как Наум Моисеевич рассказывал ее неоднократно, но ее всегда уместно повторить, потому что это очень важный штрих к портрету Коржавина. Вскоре после войны его, тогда студента Литинститута, вызвал заведующий отделом печати горкома партии, сказал, что хочет устроить ему вечер и публикацию стихов в газете, но пусть придумает псевдоним. Настоящая фамилия Наума Моисеевича Мандель.
Думаю, не у многих хватило бы самоиронии, чтобы не только оставить себе такой псевдоним, но всем рассказывать, что он означает. А для Коржавина это было естественно. Старый больной человек, он и в 81 год сохранял способность по-детски радоваться и удивляться. А о происходящем в стране и мире рассуждал по-взрослому, трезво и мудро.
А Зимний дворец отдавать некому
В феврале 1989 года я был, если не ошибаюсь, на первом вечере Наума Коржавина, впервые после эмиграции приехавшего в Москву. Не помню точно, в каком ДК проходил вечер – где-то на Белорусской, – но помню, как счастлив и одновременно растерян был поэт. Счастлив, что приехал на родину, о чем еще недавно не мог и мечтать – из-за железного занавеса если уж уезжали, то навсегда. А растерян он был, потому что не ожидал, что дома многие его помнят, знают его стихи, которые, кажется, еще ни в одном советском журнале не напечатали. В конце вечера, когда ему аплодировали, Наум Моисеевич не мог сдержать слез.
На вечере он читал стихи, рассказывал о своей жизни, отвечал на устные и письменные вопросы. В одной из записок его спросили, не побоится ли он прочитать со сцены стихотворение «Памяти Герцена. Баллада об историческом недосыпе». Не попросили прочитать, а именно спросили, не побоится ли. В стихотворении том, если кто не помнит, есть и такое четверостишие:
Все обойтись могло с теченьем времени.
В порядок мог втянуться русский быт…
Какая с… разбудила Ленина?
Кому мешало, что ребенок спит?
Сегодня этим никого не удивишь, а тогда… Перестройка началась с идей XX съезда КПСС и шестидесятников – злодей Сталин исказил идеи великого Ленина, надо возвращаться к ленинским нормам, – власть до последнего держалась за этот миф, и любое непочтительное высказывание о «самом человечном человеке» тогда еще воспринималось как вызов. В планы Коржавина явно не входило бросать вызов власти, но ответил он автору записки достойно: сказал, что от стихотворения «Памяти Герцена» не отказывается, но сейчас, на вечере, читать его не будет. Мы, объяснил он, можем по-разному относиться к взятию Зимнего дворца, но сегодня отдавать его некому.
Также в записках Коржавина спрашивали, верит ли он в Бога и как нужно относиться к Ленину. Наум Моисеевич ответил, что в Бога верит, но беспартийный верующий.
Примерно через месяц я побывал еще на одном его вечере. Многое там повторилось. Не только те же стихи он читал, но и опять говорил, что сегодня Зимний дворец возвращать некому, что зашли мы в такой тупик, из которого непонятно как выбираться. Правда, на том вечере стихотворение «Памяти Герцена» все же прозвучало – Максим Кривошеев спел под гитару две песни на стихи Коржавина: «Памяти Герцена» и одну лирическую.
… Посмотреть в Интернете: сидел или нет.
В 197. году Наум Коржавин иммигрирует в США. «Я как собака, которая
всю жизнь сидела на цепи и вдруг увидела, что цепочка оборвалась — ну
как не убежать?» — скажет он потом. Но навсегда останется русским
поэтом, «последним язычником среди христиан Византии» (стихотворение
«Последний язычник (Письмо из VI в XX)», 1970).
— В истории русской литературной и социальной мысли Коржавин — человек,
который задал этический, нравственный и, больше того, просто экзистенциальный
замысел существованию русского литературного, русского интеллектуального
общество с 60-х годов, — представляет поэта его давний друг, писатель
Виктор Ерофеев. — Невероятная ясность ума, настойчивый поиск правды,
мысль и стиль, взаимно переплетаясь, дающие ощущение достоверности —
это сильные черты личности Коржавина..
Мы с Наумом знакомились раза четыре: знакомились — он забывал, потом
опять знакомились. И эта отрешенность, «не от мира сего» —
не игра в поэта, просто этот человек находится в каком-то другом измерении.
Счастье, что судьба свела меня с Наумом Коржавиным. Конечно, наши отношения
не были идиллическими. Для меня, например, Коржавин — поэт консервативный
в форме, в подходе к каким-то ритмам, рифмам, даже во взгляде на мир.
Но сегодня, когда существенная часть общества проводит свои идеи с точки
зрения: я хочу и мне позволено, эта охранительная, содержащая в себе
все возможности, которые дают нам выжить, позиция Наума Коржавина вызывает
прежде всего глубочайшее уважение.
Причастный человек
Тогда, в 2006 году, антиамериканизм еще не стал такой массовой навязчивой идеей, но уже модно было ругать Америку. Известно, что Коржавин в Америке не ассимилировался, жил, по его словам, Россией и ее интересами, но российский антиамериканизм не принимал, представления об Америке как о стране бездуховной называл враньем, говорил, что Америка страна христианская.
Но домом своим он считал Россию. Чтобы понять всю глубину его любви к своей стране, переживаний за нее, его чувство ответственности за происходящее, достаточно прочитать пронзительную «Поэму причастности», написанную в начале 1980-х. Это, как я понимаю, было реакцией на войну в Афганистане. Вот отрывок из поэмы:
…
11
«Мы!» – твержу самовольно,
Приобщаясь к погостам.
От стыда и от боли
Не спасет меня Бостон,
Где в бегах я. Где тоже
Безвоздушно пространство.
Где я гибну… Но всё же
Не от пули афганской.
Не от праведной мести,
Вызвав ярость глухую,
А в подаренном кресле,
Где без жизни тоскую.
Где и злость и усталость –
И пусты и тревожны…
Где так ясно: – осталась
Жизнь, – где жить невозможно.
Там, в том Зле, что едва ли
Мир не сцапает скоро.
Там, откуда послали
Этих мальчиков в горы.
12
Мы! – твержу. – Мы в ответе.
Все мы люди России.
Это мы – наши дети
Топчут судьбы чужие.
И вполне, может статься,
Тем и Бог нас карает,
Что кремлевские старцы
В них как в карты играют.
Нет!.. Пусть тонем в проклятьях,
«Мы!» – кричу, надрываясь.
(Не «они» ж называть их,
В их стыде признаваясь.)
Мы!.. Сбежать от бесчестья, –
Чушь… Пустая затея…
Мы виновны все вместе
Пред Россией и с нею.
Тем виновней, чем старше…
Вспомним чувства и даты.
Что там мальчики наши –
Мы сильней виноваты.
13
Мы – кто сгинул, кто выжил.
Мы – кто в гору, кто с горки.
Мы – в Москве и Париже,
В Тель-Авиве, Нью-Йорке.
Мы – кто пестовал веру
В то, что миру мы светим,
Мы – кто делал карьеру
И кто брезговал этим.
Кто, страдая от скуки
И от лжи – всё ж был к месту.
Уходя то в науки,
То в стихи, то в протесты.
Кто – горя, словно в схватке,
В мыслях путаясь рваных,
Обличал недостатки
В нашумевших романах.
Иль, гася раздраженье,
Но ища пониманья,
Приходил к постиженью,
А порой и к признанью.
14
Мы – кто жаждал не сдаться,
В дух свой веря упорно.
Словно нас эти старцы
Не держали за горло.
Жил – как впрямь признавая,
Что тут бой, а не яма.
Адской тьме придавая
Статус жизненной драмы.
15
Да – тоской исходили.
Да – зубами скрипели.
Всё равно – допустили.
Всё равно – дотерпели.
Старцы – нелюдь. Мы ж – люди.
Но всю жизнь без печали
Мы не сами ль на блюде
Им детей подавали?
Без особых усилий,
Не поморщившись даже,
Мы привыкли. Мы были
В детстве поданы также.
И взлетал так же слепо
Тот же радостный голубь.
Надо вырваться к небу.
Трудно вырваться… Прорубь.
16
Мальчик, сдвинувший брови
В безысходной печали.
Меньше всех ты виновен,
Горше всех отвечаешь.
Как приходится сыну,
Если предки такие.
Как за все наши вины
Отвечает Россия.
Такие стихи мог написать только человек с обостренной совестью, чувствующий ответственность за будущее и своей страны, и мира. Именно таким человеком был прекрасный русский поэт Наум Коржавин. Вечная ему память!
Поскольку вы здесь…
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
ПОМОЧЬ
Но кони — все скачут и скачут. А избы горят и горят
— То что происходит сейчас, я называю поощрением падения, — продолжает
поэт. — Понимаете, жизнь есть сопротивление хаосу. Маршак мне говорил:
«Голубчик, надо грести, всегда надо грести, а то заносит».
Для того, чтобы жить и оставаться человеком, надо все время грести.
А что происходит сегодня… Вот я, например, видел, как писатель Сорокин
говорил мальчикам и девочкам за стеклом, что у них все хорошо, они откровенны,
но все-таки не идут до конца — не показывают себя в уборной… Но мы
должны оставаться людьми. Ведь вся культура была направлена на то, чтобы
человек вырвался из животного мира. И вот родилась такая важная вещь
— я думаю, это в значительной степени это произведение христианской
цивилизации, — как любовь. И еще я думаю, что вся лирика, где воспевается
женщина, — это правда. Все это есть в настоящей женщине.
— Какой на ваш взгляд должна быть женщина? Какие качества должны
в ней присутствовать?
— Если это уже забыто и требует объяснения… То, что сейчас многие
освободились от необходимости быть женщинами, а рассматривают себя просто
как сексуальных партнеров — это обеднение, какой-то регресс. Но, думаю,
это не надолго. Люди все-таки так не смогут. Конечно, страсть — это
земное, но страсть не надо освобождать от личности. В системе координат,
в которых освещается человек: женщина ли, мужчина — все равно — всегда
должно оставаться человеческое, это и есть поэзия. Маршак говорил, что
в мире существует только одно искусство — поэзия. И добавлял, что все
остальное ценно постольку, поскольку в нем есть поэзия. И стихи тоже
ценны, если в них есть поэзия.
«Освободите женщину от мук» — так называется одно из стихотворений
Наума Коржавина, написанное в 1964 году. Именно его и попросили прочитать
слушатели. «Освободите женщину от мук. И от судьбы. И женщины —
не станет» — эти строки перекликаются с еще одним произведением
Коржавина «Вариациями из Некрасова» (1960).
Примечания[править | править код]
- ↑ Наум Коржавин. В соблазнах кровавой эпохи. Книга 1. — М.: Захаров, 2006. — С. 38. — ISBN 5-8159-0582-2.
- . Дата обращения: 3 июня 2021.
- . Дата обращения: 24 июня 2018.
- [www.belousenko.com/books/Korzhavin/korzhavin_v_soblaznah_krovavoy_epokhi_1.pdf Наум Коржавин «В соблазнах кровавой эпохи»]: Имя получил в память кёнигсбергского деда Нехемье Гинзбурга.
- . Дата обращения: 3 июня 2021.
- . Дата обращения: 23 июня 2018.
- . Дата обращения: 24 июня 2018.
- Наум Коржавин. В соблазнах кровавой эпохи. Книга 1. — М.: Захаров, 2006. — С. 517-518. — ISBN 5-8159-0582-2.
- . Дата обращения: 26 июля 2018.
- . Дата обращения: 26 июля 2018.
- Наум Коржавин. В защиту банальных истин. — М., Моск. шк. полит. исследований, 2003. — С. 316.
- Наум Коржавин. В защиту банальных истин. — М., Моск. шк. полит. исследований, 2003. — С. 327.
- . Дата обращения: 24 июня 2018.
- . Дата обращения: 24 июня 2018.
- . Эхо Москвы (22 июня 2018). Дата обращения: 22 июня 2018.
- . Дата обращения: 1 октября 2018.
- . Дата обращения: 20 января 2014.
- [www.belousenko.com/books/Korzhavin/korzhavin_v_soblaznah_krovavoy_epokhi_1.pdf Наум Коржавин «В соблазнах кровавой эпохи»]
- . Дата обращения: 28 ноября 2019.
- . Дата обращения: 22 июня 2018.
- . Дата обращения: 26 июля 2018.
- . Дата обращения: 22 июня 2018.
- . Дата обращения: 22 июня 2018.
- . Дата обращения: 24 июня 2018.
- . Дата обращения: 5 октября 2018.
- . Дата обращения: 28 ноября 2019.
Урка на троне
Стихи — отражение времени. Поэзия Коржавина принадлежит советской эпохе,
по которой прошли катки репрессий и войны. Сам же автор, как говорит
о нем, литературный критик и философ … Корякин, друг Наума Моисеевича,
относится к «сжатому поколению». Вопреки всем законам природы
и общества, заняв промежуток от 1917 до 1938 (от Солженицына до Высоцкого),
его представители оказались сначала одинаково очарованы коммунизмом,
а потом испытали чудовищное разочарования.
— Полезно знать, что такое сталинщина, — советует студентам Наум Коржавин.
— Сталинщина — это то, от чего мы еще до сих пор не освободились. Но
прежде, что объяснять, что это такое, надо понять, что такое коммунизм.
Это была попытка на уровне средневерящих людей ответить на трагедию
бытия, на страшную вещь — мировую войну. Попытка силой создать гармонию
и всех осчастливить закончилась неудачей. И тут многим захотелось, чтобы
все, во что они верили, было оправдано, и они пошли за Сталиным. То,
что делал Сталин, — это была стабилизация свободного падения. Он убил
Россию на молекулярном уровне. Думаю, что даже слово тоталитаризм слишком
мягкое для Сталина. Вот ленинщина была тоталитаризмом, гитлировщина
была. Но Гитлер был равен себе, своему нечеловеческому мировоззрению.
А Сталин ничему не был равен, просто был такой урка на троне. И умные
люди ему служили, придумывали аргументы в пользу его правоты, поскольку
он показал террор. Но и слово террор для него слишком мягкое — Сталин
парализовал всех. Простая вещь — когда в 20-е годы какой-нибудь меньшевик
переходил на сторону большевиков, среди большевиков был праздник. А
при Сталине: «Ах ты, сука, все равно был против нас — к стенке!»
Где и когда пленных отправляли в лагеря?! Это патология, которой нигде
не было, ни у Гитлера, ни у красных, ни у белых.
— В чем была по-вашему цель Сталина?
— Сидеть и властвовать. Сталин был садист. Он никогда не привлекал
русских. Было вот что: скрутили большевики народ, а Сталин выиграл у
них всю Россию вместе с властью. Если до Сталина внутренняя задача страны
была освободиться от большевиков, то после Сталина надо было возродиться.
Мне неприятно это говорить, но после Сталина Россия — это женщина, изнасилованная
сифилитиком. Я всегда говорю: я могу разговаривать и с коммунистом,
и с антисемитом, но если это в одном лице, то пусть с ним разговаривает
психиатр.
— Расскажите о своей политической революции: вы принимали когда-то
советскую власть или сразу были против?
— Я был романтик революции, коммунизма, мировой революции. Сейчас я,
конечно, понимаю, что мировая социальная революция — бредовая идея,
это вообще ничто. И в этом «ничте» мы все и жили. Сначала
надо было убедиться, что сама революция — это чушь и только потом в
том, что то, с чем мы имеем дело, — это вообще не большевизм. И нет
никакой конечной цели, о которой нам так долго рассказывали. Конечная
цель ведома только Господу Богу. А мы должны жить, стараться быть добрее,
пытаться сделать жизнь богаче.
— Вы испытываете ностальгию по той стране, по жарким спорам, по
друзьям, по чтению стихов?
— По молодости человек всегда такую-то ностальгию испытывает. Но у
меня нет желания жить вторую жизнь. Я принимаю свой возраст. А по советским
временам — не скучаю. Когда сичтают, что в то время вообще ничего нельзя
было, — это неправда. Как говорил мой друг Войнович: «Я утверждаю,
что в СССР есть полная свобода творчества: сиди пиши, что хочешь, —
нет свободы печатания». Но при Сталине не было и свободы творчества
— могли сразу посадить. При Брежневе, если кто-то сидит у себя дома
пишет, то никто не интересовался. Людям нужно было общаться, жить. И
потом — тревожно было за страну. Что грозит развал и обвал, мне лично
было ясно и тогда. И дело не в том, что я кричал: «Дайте мне свободу!»
Я всегда говорил то, что хотел, и при этом не был диссидентом как литератор
абсолютно. Поэзия для меня всегда была вечным.
Поэтические произведения
- 16 октября
- 22 июня 1971 года
- Апокалипсис
- Арифметическая басня
- Братское кладбище в Риге
- В наши трудные времена…
- В Сибири
- В трудную минуту
- Вариации из Некрасова
- Весна, но вдруг исчезла грязь…
- Влажный снег
- Возвращение
- Возьму обижусь, разрублю…
- Восемнадцать лет
- Враг
- Всё это чушь: в себе сомненье…
- Вспомнишь ты когда-нибудь с улыбкой…
- Встреча — случай. Мы смотрели…
- Встреча с Москвой
- Вступление в поэму (Ни к чему…)
- Гейне
- Генерал
- Дети в Освенциме
- Детство кончилось
- Друзьям
- Если можешь неуёмно…
- Есть у тех, кому нету места…
- Ещё в мальчишеские годы…
- Зависть
- Знаешь, тут не звёзды…
- Знамёна
- Иль впрямь я разлюбил свою страну?..
- К моему двадцатипятилетию
- Как ты мне изменяла…
- Кропоткин
- Лёгкость
- Любовь к добру… (Памяти Герцена)
- Люди пашут каждый раз опять…
- Меня, как видно, Бог не звал…
- Мир еврейских местечек…
- Мне часто бывает трудно…
- Мы мирились порой и с большими обидами…
- На побывке
- На речной прогулке
- На смерть Сталина
- Надоели потери…
- Не верь, что ты поэта шире…
- Не надо, мой милый, не сетуй…
- Небо за плёнкой серой…
- Невеста декабриста
- Нелепые ваши затеи…
- Непоэтическое стихотворение
- Нет! Так я просто не уйду во мглу…
- Неужели птицы пели…
- О Господи! Как я хочу умереть…
- От дурачеств, от ума ли…
- От судьбы никуда не уйти…
- Паровозов голоса…
- Песня, которой тысяча лет
- Поездка в Ашу
- Поэзия не страсть, а власть…
- Предельно краток язык земной…
- Родине
- Русской интеллигенции
- Смерть Пушкина
- Сочась сквозь тучи, льётся дождь осенний…
- Стихи о детстве и романтике
- Стопка книг… Свет от лампы…
- То свет, то тень…
- Ты разрезаешь телом воду…
- Уже июнь. Темней вокруг кусты…
- Усталость
- Утро в лесу
- Хотя б прислал письмо ошибкой…
- Через год
- Я в сказки не верю…
- Я пока ещё не знаю…
- Я раньше видел ясно…